Бодлер называл брак своих родителей «патологическим, старческим и несуразным», поскольку отец его был на тридцать с лишним лет старше матери. Франсуа Бодлер умер в 1827, и через полтора года вдова вышла замуж за майора Опика, впоследствии генерала, французского посла в Испании и сенатора. По общему мнению, второй брак матери навсегда лишил Бодлера душевного равновесия, и его характер сформировался под воздействием классического Эдипова комплекса. Учился Бодлер весьма небрежно и был изгнан из лицея Людовика Великого за мелкий проступок. В 1839 он шокировал своих родных заявлением, что хочет посвятить себя литературе, но все же поступил в 1840 в Национальную школу Хартий, где появлялся лишь время от времени. Куда больше привлекала его студенческая жизнь Латинского квартала: именно в эти годы он наделал долгов, пристрастился к наркотикам и заразился сифилисом, который через 25 лет станет причиной его смерти. В 1841 отчим оплатил его долги и отправил на два года в Индию. Поврежденный штормом корабль добрался до острова Маврикий, и там Бодлер убедил капитана отправить его назад во Францию. Плавание это оказало несомненное влияние на будущего Бодлера: тропические пейзажи, звуки, запахи послужили основой для красочных экзотических картин в некоторых из величайших его творений. В апреле 1842 Бодлер достиг совершеннолетия и вступил во владение наследством, составлявшее около 75 тысяч франков и позволившее ему вести рассеянную жизнь светского денди. Уже к 1844 он растратил половину капитала, поэтому семья сочла разумным установить судебную опеку над оставшимися деньгами. Бодлер был глубоко оскорблен поведением матери, посягнувшей на его свободу. К тому же, это решение имело для него катастрофические последствия: отныне он не имел достаточных средств к существованию и был не в состоянии заплатить кредиторам, которые преследовали его до конца жизни. Изначально присущие ему бунтарские настроения заметно усилились, и ярче всего это проявилось во время Февральской революции 1848 г. , когда он стал участником баррикадных боев. Однако после декабрьского переворота 1851, упразднившего республику, Бодлер почувствовал отвращение к политике и полностью утратил к ней интерес.

Свою литературную деятельность Бодлер начал с критических статей о живописи Давида и Делакруа. Первым его опубликованным сочинением была статья «Салон 1845 г.». Большое значение имело для него знакомство с творчеством Эдгара По: страстный интерес к этому писателю он сохранил на всю жизнь — переводил его сочинения и писал о нем критические статьи в 1852-1865. В 1857-1867 Бодлер публиковал в периодической печати стихотворения в прозе, собранные в единый цикл под названием «Парижский сплин», они были изданы посмертно в 1869. В 1860 под общим названием «Искусственный рай» были изданы три произведения: «Вино и гашиш» (1851), «Поэма о гашише» (1858) и «Опиоман» (1860) — о воздействии гашиша и опиума на сознание человека и художника. Бодлер сам познал все круги искусственного рая, но в период работы над сборником отказался от приема опиума. Однако во время последней роковой поездки в Бельгию он снова стал искать утешения в наркотиках, и в апреле 1865 с ним случился удар. Частично парализованный, он утратил дар связной речи; его перевезли в Париж, где он и скончался.

СТИХИ ШАРЛЯ БОДЛЕРА.

Тебе мои стихи! когда поэта имя,

Как легкая ладья, что гонит Аквилон,

Причалит к берегам неведомых времен

И мозг людей зажжет виденьями своими —

Пусть память о тебе назойливо гремит,

Путь мучит, как тимпан, чарует, как преданье,

Сплетется с рифмами в мистическом слиянье,

Как только с петлей труп бывает братски слит!

Ты, бездной адскою, ты, небом проклятая,

В одной моей душе нашла себе ответ!

Ты тень мгновенная, чей контур гаснет тая.

Глумясь над смертными, ты попираешь свет

И взором яшмовым и легкою стопою,

Гигантским ангелом воздвигшись над толпою!

Средь шума города всегда передо мной

Наш домик беленький с уютной тишиной;

Разбитый алебастр Венеры и Помоны,

Слегка укрывшийся в тень рощицы зеленой,

И солнце гордое, едва померкнет свет,

С небес глядящее на длинный наш обед,

Как любопытное, внимательное око;

В окне разбитый сноп дрожащего потока

На чистом пологе, на скатерти лучей

Живые отблески, как отсветы свечей.

Романтический закат.

Прекрасно солнце в час, когда со свежей силой

Приветом утренним взрывается восток. —

Воистину блажен тот, кто с любовью мог

Благословить закат державного светила.

В сиянье знойных глаз, как сердце, бился ключ,

Цветок и борозда под солнцем трепетали. —

Бежим за горизонт! Быть может, в этой дали

Удастся нам поймать его последний луч.

Но божество настичь пытаюсь я напрасно.

Укрыться негде мне от ночи самовластной,

В промозглой темноте закатный свет иссяк.

Сырой, холодный мрак пропитан трупным смрадом,

Дрожу от страха я с гнилым болотом рядом,

И под ногой моей — то жаба, то слизняк.

Разговор.

Ты вся — как розовый осенний небосклон!

Во мне же вновь растет печаль, как вал прилива,

И отступает вновь, как море, молчалива,

И пеной горькою я снова уязвлен. —

Твоя рука скользит в объятиях бесплодных,

К моей поруганной груди стремясь прильнуть;

Когтями женщины моя изрыта грудь,

И сердце пожрано толпой зверей голодных.

Чертог моей души безбожно осквернен;

Кощунство, оргия и смерть — со всех сторон —

Струится аромат вкруг шеи обнаженной! В нем,

Красота, твой бич, твой зов и твой закон!

Сверкни же светлыми очами, дорогая,

Зверям ненужный прах их пламенем сжигая!