На протяжении всей жизни вокруг Уэллса не утихали ожесточённые споры. Мнения о нём были самые разные: от восторженных до уничижительных. Когда он умер, споры вспыхнули с новой силой и продолжаются по сей день.

Несомненно одно: Уэллс был уникальной личностью, иначе к чему все эти сражения критиков и исследователей его творчества? Мало кто может сравниться с ним в том влиянии, которое его романы, статьи и трактаты оказывали на умы современников и потомков: биологов и политиков, философов и социологов, историков и педагогов, ну, а про писателей-фантастов и говорить нечего.

Каждая его книга если и не вызывала эффекта разорвавшейся бомбы (а такое случалось нередко), то уж во всяком случае заставляла говорить о себе. Даже «Опыт автобиографии», в котором Уэллс всего лишь подробно рассказал о своей жизни, он ухитрился сделать едва ли не бестселлером: книга удостоилась трёх переизданий (одного за другим), потому что, к удивлению видавших виды продавцов, была раскуплена в мгновение ока.

Семья, в которой родился Уэллс, никак не готовила его к восхождению на вершины славы. Родители Герберта владели в городке Бромли, что неподалёку от Лондона, небольшой посудной лавкой, почти не приносившей дохода, разве что обеспечивавшей семейству некое подобие респектабельности. Однако мать будущего писателя, Сара Уэллс, женщина истово религиозная и с твёрдым характером, вовсе не собиралась отдавать своего «утомительного», как писала она в дневнике, сына в бесплатную казённую школу для бедняков. Герберт поступил в «Коммерческую академию Морли». Правда, заведение со столь пышным названием являлось на деле всего-навсего школой, где учились дети бромлейских лавочников.

Среди воспитанников «академии» Герберт выделялся похвальным усердием, но толку от этого было немного. В основном, приходилось заниматься самообразованием, так как, в лучшем случае, школа сделала бы из Уэллса приказчика, а он-то мечтал стать учёным.

С четырнадцати лет начались его мытарства. Сначала Герберта отдали в мануфактурную лавку – поучиться на торговца тканями, потом с большим трудом устроили аптеку, затем опять мануфактурную лавку, откуда он, в конце концов, просто сбежал, невзирая на слёзы и увещевания матери, когда вдруг появилась возможность занять место помощника учителя в настоящей городской школе. «Проблема личного бессмертия занимала меня больше, чем стремление выйти в преуспевающие приказчики», – писал Уэллс. Да и стоит ли прозябать за прилавком убогого магазинчика, если более всего ты жаждешь «докопаться до первооснов», понять, «на чём держится Вселенная и кто ею управляет, было ли у неё начало и куда она движется», а также что будет, когда твоё «земное ученичество подойдёт к концу»?

Через год Уэллс получил стипендию в Лондонском университете, и с опасностью до скончания веков подсчитывать дневную выручку было покончено.

Кое-какие публикации у него всё же были: в университетском журнале «Сайенс скулз джорнал» в 1887 году он напечатал «Рассказ о XX веке», которым сразу обозначил свой интерес не к прошлому, но к будущему. А в следующем году в том же журнале началась публикация романтической повести, написанной под влиянием Готорна, «Аргонавты хроноса». Началась, да не кончилась: завершить своё сочинение Уэллс так и не смог.

Потом более шести лет он занимался исключительно журналистикой. Казалось, мечты о художественном творчестве полностью оставлены. Но – нет. Незаконченная повесть беспокоила автора и не позволила забыть о себе. Он писал вариант за вариантом, и все они не устраивали его. Наконец, после многих месяцев напряжённой работы появился роман, озаглавленный очень просто – «Машина времени» (1895). Другие неиспользованные варианты, наброски или фрагменты той же самой повести легли в основу следующих книг Уэллса, которые вышли совсем скоро: «Остров доктора Моро» (1896), «Человек-невидимка» (1897), «Война миров» (1898), «Когда спящий проснётся» (1899), «Первые люди на Луне» (1901). Одно только перечисление их названий должно вызвать благоговейный трепет в каждом любителе фантастики.

Да, это была самая настоящая научная фантастика, хотя в те времена и терминами-то такого не существовало, а сам Уэллс называл свои произведения «научными романами».

В фантастике тогда безраздельно царствовал Жюль Верн, и некоторые критики даже сгоряча обозвали Уэллса «английским Жюлем Верном». Писателя это страшно раздражало: он не хотел быть «вторым Жюлем Верном», он хотел быть «первым Гербертом Уэллсом». И его романы, действительно, имели мало общего с сочинениями французского фантаста, полными технических побрякушек и «скучнейших описаний», на которые жаловался читавший Жюля Верна А.П. Чехов.

Новую фантастику занимали совсем другие проблемы.

«Уэллс поставил себе целью писать не об отдельных человеческих судьбах, но о судьбе всего человечества, о движении истории, о грандиозных мировых потрясениях, о взлётах и падениях человеческого разума – обо всём, что может случиться впереди. Он писал, разумеется, не об одном лишь будущем. Но и сегодняшний день он оценивал с точки зрения будущего» (Ю. Кагарлицкий).

В его книгах по улицам Лондона бродил невидимый человек, или бездушные чудовища-марсиане шествовали на своих ужасных треножниках, он отправлял героев на Луну, в далёкое будущее, к концу времён, или на загадочный остров, где проводил зловещие эксперименты некий доктор Моро, – в любом случае его интересовали не марсианские монстры или жители Луны – селениты, а люди и тот мир, в котором они обитали.

Успех был просто невероятный, «успех художественный, материальный, светский». Уэллс получал столько приглашений, что с трудом удавалось выкроить один-два свободных вечера в неделю. Сам того не замечая, он постепенно становился классиком. Каждый его роман или даже рассказ фактически открывал новое направление в фантастике. «Машина времени», «Чудесное посещение», «Человек-невидимка», «Война миров», «Первые люди на Луне», «Люди как боги», «Освобождённый мир» – эти названия давно уже стали своего рода терминами, объединяющими весьма обширные группы фантастических произведений.

Перед Второй мировой войной он пытался убедить Сталина и Рузвельта «направить свои силы на создание нового, лучшего мира…», но не был услышан.

Литературных занятий Уэллс не прекращал до конца своих дней, может быть, даже работал ещё активнее, чем прежде, хотя ни одна из его поздних книг не вызвала такого взрыва, как романы, написанные на рубеже веков. Он был, скорее, мыслителем, нежели художником, и это всё более давало о себе знать. К семидесятилетнему юбилею великого фантаста Карел Чапек написал короткую статью, в которой, наверное, лучше других определил, кто же такой «писатель Герберт Уэллс»: «Он представляет собой исключительное явление среди современных писателей и мыслителей в силу своей необыкновенной универсальности… Ни наука, ни философия не отваживаются сейчас на создание такого аристотелевского синтеза… какой оказался по плечу писателю Уэллсу… Герберт Джордж Уэллс никогда не будет принадлежать исключительного истории литературы, в равной и, возможно, ещё большей степени он войдёт в историю человеческого прогресса».

Книги Г.Д. Уэллса можно взять в библиотеке (предварительный заказ по тел: 2-32-27) или прочитать в ЭБ ЛитРес, пройдя по ссылкам lit.to/15735 (для новичков) и https://www.litres.ru/gerbert-uells/

Источник: Писатели нашего детства. 100 имён. Биографический словарь в 3 частях. Ч.1. – М.: Либерия, 1999. – 432 с. – С. 384-388. Фото из открытых источников.