Русский советский писатель, сценарист и прозаик, публицист, поэт, педагог, журналист. Основатель журнала «Детектив и политика» и газеты «Совершенно секретно», для которой придумал название.
Юлиан Семёнович Семёнов родился в 1931 году в Москве. В 1953 году окончил Институт востоковедения, приобретя специальности историка и востоковеда. Некоторое время занимался исследовательской и преподавательской работой в МГУ, но тяга к литературному творчеству всё сильнее овладевала им.
Если обратиться к начальному периоду литературной биографии Юлиана Семёнова, нельзя не заметить того, что стало впоследствии характерной чертой его творческой работы: никакой умозрительности, никакого «придумывания». Материал он черпал непосредственно из жизни, изъездив и «излетав» буквально всю страну. В командировках, преимущественно дальних, он проводил значительно больше времени, чем дома. Но и в Москве он отдыхал редко. Библиотеки и архивы стали его постоянным рабочим местом. И при этом он много писал. Одна за другой выходят его книги «Дипломатический агент», «49 часов 25 минут», «Уходят, чтобы вернуться», «При исполнении служебных обязанностей». О тех годах, годах своего становления как профессионального писателя, Юлиан Семенов вспоминает так: «Я уже был журналистом, немало посетил и полетал по стране, познакомился со многими людьми, чьи жизни и деяния не то что в очерки, – в романы и песни просились… Тогда и, – надеюсь, навсегда – вошли в мои книги герои, перед которыми я не устану преклоняться: революционеры и полярные лётчики, чекисты и оперативные работники милиции, дипломаты и воины».
Став на путь литературы, Юлиан Семёнов в поисках собственного стиля как бы заново открывает для себя страницы многих ранее читанных книг, жадно, взахлёб, читает новых авторов. Позднее, будучи уже известным писателем, он делится воспоминаниями о том времени, называя тех, кто оказал на него решающее влияние:
«Главный и первый учитель Пушкин, который есть начало всех начал в русской литературе. Затем – Салтыков-Щедрин и Чехов. Из писателей двадцатого века, пожалуй, самым мощным было воздействие слов Маяковского. Поэма «Владимир Ильич Ленин» для меня – азбука, букварь, камертон, по которому я настраиваю каждую написанную мною строку. И ещё – «Разгром» Фадеева, «Романтики» Паустовского, «Судьба человека» Шолохова, рассказы Бабеля. Важной профессиональной да и человеческой школой стали для меня уроки и творчество Хемингуэя».
В книгах Юлиана Семёнова – во всяком случае в тех, которые были написаны за последние двадцать лет, – легко почувствовать стремление освоить и разящую щедренскую сатиру, и глубину чеховского психологизма с его проникновением в самую суть мотивов человеческого поведения, и звонкую, победоносную силу страстной публицистики Маяковского, и подробную обстоятельность фадеевской фразы, отражающей тончайшие нюансы мысли, и благородную, романтическую возвышенность Паустовского, и лапидарную емкость чеканной бабелевской ритмики, и многомерность хемингуэевских диалогов…
Произведения Юлина Семёнова, посвящённые нелёгкому, – а в определённых обстоятельствах и героическому, – труду работников милиции – эти произведения безусловно нарушают каноны чистого детектива, сформулированные в своё время американским писателем Ван Дайном, утверждавшим, например, что любовная интрига лишь «разрушает механизм чисто интеллектуальной задачи» и потому несовместимы с детективом, что и в детективе не должно быть глубокого социального или психологического анализа, пейзажа и прочей, как писал Ван Дайн, «чуши». Только игра, подчиняющаяся определённого рода условным, как и во всякой игре, по строгим правилам, имеющая целью развлечь читателя, заинтересовать его решением задачи тип кроссворда, – таков детектив по Ван Дайну.
Но отнюдь не таков он по Юлиану Семёнову, для которого в детективе, как впрочем, и в любом другом жанре, главное – не загадка, не задача типа кроссворда, не интрига даже, а борьба двух на чал, прежде всего – мировоззренческих, в широком смысле нравственно-идеологических. В контексте разговора о детективных романах Юлиана Семёнова небезынтересно привести строки из письма Жоржа Сименона, которому Семёнов при встрече подарил переводное издание одной из своих книг: «…Количество, рой персонажей, их человеческая жизненность произведи на меня огромное впечатление. Я вынужден был вновь взглянуть на титульный лист, чтобы удостовериться, что там стоит слово «роман», – настолько жизненно произведение… Я, который никогда не мог создать ничего, кроме коротких историй с всего несколькими персонажами, был приятно поражён этой книгой, увлекающей читателя так, что он не может оторваться от романа, пока не прочтёт его до конца».
Продолжая тему «жанрового невезения» вот одно из собственных высказываний Юлиана Семёнов: «Просматривая критические отзывы по поводу моей работы, я отметил одну особенность: и те, кто хвалил, и те, кто ругал, сошлись на убеждении в том, что историко-политическому роману будто бы противопоказаны острота сюжета, свобода «вымысла», тем более – элементы детектива. Они-де только рассеивают и отвлекают внимание читателя от главного содержания, да и писателю, в свою очередь, мешают целиком сосредоточиться на серьёзном исследовании поставленных проблем, сущности характеров реальных героев. Чем, в частности, можно объяснить природу подобного суждения? Думаю, известным недоверием (вольным или невольным) к необходимой условности искусства, суть которого не копировать факты, а воссоздать «вторую действительность» – образ жизни в особой философско-эстетической форме. Правда, не исключаю, что в данном случае критиков весьма смущал жанр – политический роман: то, что допустимо в любом другом жанре, здесь кажется криминальным… Хочу подчеркнуть, что специфика (вернее, жёсткое се понимание) не должна ограничивать возможности автора, диктовать ему какие-то границы, каноны, приёмы, следуя которым он обязательно добьётся успеха, а в противном случае… И не является ли знамением современного литературного процесса синтеза жанров, взаимопроникновение, диалектика их развития?..» Серия романов Юлина Семёнова об Исаеве-Штирлице интеллектуальна в самом точном смысле этого слова прежде всего потому, что изображения жизненной правды автор добивается за счёт рассмотрения главных проблем времени: политических, социально-экономических, нравственно-психологических. Но всё это сфокусировано в фокусе, которым является образ Исаева-Штирлица. Десять романов, получивших, видимо, довольно точное жанровое определение – «политические хроники», почти полностью охватывают биографию крупного советского разведчика. Крупного не только по значимости тех операций, в которых он участвовал, но прежде всего по масштабу личности, воистину являющейся «совокупностью общественных отношений».
Важно отметить, что в политических хрониках Юлиана Семёнова действуют не схематичные, а живые, индивидуализированные образы. Писатель психологически убедительно мотивирует мысли, чувства, поступки своих персонажей, но при этом точность анализа психологического неизменно подкрепляет точность анализа социально-политического. Стремясь к созданию жизненно достоверных характеров, он постоянно обращается к сущности тех экономических и политических закономерностей, которые оказывают решающее влияние на поступки людей.
Немного о страстной международной публицистике Юлиана Семёнова. О ней хорошо сказал когда-то один из самых крупных, самых талантливых наших кинопублицистов Роман Кармен: «Юлиан Семёнов, высаживавшийся на изломанный лёд Северного полюса, прошедший в качестве специального корреспондента «Правды» пылающие джунгли героического Вьетнама, сражавшийся бок о бок вместе с партизанами Лаоса, передававший мастерские репортажи из Чили и Сингапура, Лос-Анджелеса и Токио, из Перу и с Кюрасао, из Франции и с Борнео, знавший затаённо-тихие улицы ночного Мадрида, когда он шёл по следам бывших гитлеровцев, скрывшихся от справедливого возмездия, живёт по-настоящему идейной жизнью». В его очерках, корреспонденциях, репортажах никогда не встретишь стремление щегольнуть, злоупотребить экзотикой (а он повидал такое, чего, вероятно, не видел никто из его коллег!), пококетничать коротким знакомством с той или иной знаменитостью (а в его творческой мастерской висели фотографии, подаренные Суфанувонгом и Гильеном, Шагалом и Домингином, Мэри Хемингуэйи отцом Че Гевары).
Юлин Семёнов в «Испанских дневниках» писал: «…в литературе… новое редкостно и тогда лишь является воистину новым, когда писатель выворачивает себя наизнанку, и не стыдится этого, и отдаёт себя читателю». Всё, что с ним было, всё, что он видел и знал, имел для него один смысл: поведать читателю то, что ложно. Из всего этого родились не только очерки и статьи, но и повести и романы, такие, например, как «Он убил меня под Луанг-Прабангом» и «ТАСС уполномочен заявить», где художественно обобщены личные впечатления.
В своё время, отвечая на вопрос, не собирается ли он сменить жанр и тематику своих произведений, Юлиан Семёнов ответил отрицательно. «Каждому писателю, – сказал он, – органично близки какие-то области жизни, какие-то сферы действительности… Мне, видимо, выпал на долю анализ политических структур». Семёнов – политический писатель. И гораздо меньше известен он как тонкий и нежный лирик, как певец природы, как искусный исследователь психологии человеческих отношений. Между тем во всём этом нетрудно убедиться, прочитав такие его произведения, как повесть «Дунечка и Никита», как рассказы «Дождь в водосточных трубах», «В горах моё сердце», «Ещё не осень…», «Прощание с любимой женщиной», цикл новелл о Хемингуэе.
Одним из важнейших компонентов писательского успеха Ю. Семёнова является огромный, неустанный, повседневный труд. Ведь за каждой из его политических хроник, за каждым детективом, за каждой книгой публицистики – поистине подвижнический, самоотречённый труд по накоплению необходимой информации, сотни прочитанных научных работ, долгие месяцы сидения в архивах, напряжённые и отнюдь не всегда безопасные зарубежные поездки. Он говорил: «Я убеждён в том, что вся подлинная литература отличается высокой, даже высочайшей информативностью… И здесь не имеет значения, с чем именно приходит писатель к читателю: с романом или с рассказом, эпической поэмой или лирическим стихотворением. Важен объём социально ценной информации.
Особенно остро стоит этот вопрос в последней четверти двадцатого века. Сейчас, когда технические возможности сплющивают расстояния, ускоряют ритм времени до степени почти лихорадочного, недостаточность или потери информации обесценивают не только технические проекты и научные работы, но и произведения литературы и искусства. Уровень диалога между писателем и читателем, которым всегда была и остаётся литература, необычайно повысился в звене «читатель». А это значит, что нам, писателям, надо тянуться, чтобы соответствовать уровню».
Источник: Идашкин Ю. Предисловие.//Семенов Ю.С. Собрание сочинений: В 5-ти т. Т.1. Политические хроники: Бриллианты для диктатуры пролетариата. Пароль не нужен. Нежность. – М.: Современник, 1983. – 620 с., портр. – С. 3-18.
Фото из открытых источников.
21 сентября 2021 года — 155 лет со дня рождения Герберта Джорджа Уэллса (21.09.1866, Бромли – 13.08.1946, Лондон).
«Его называли провидцем – и сразу вспоминали, сколько он ошибался. Его называли художником – и начинали подсчитывать, сколько невыношенных, поспешных, обязанных своим появлением злобе дня или просто нетерпеливому желанию лишний раз высказать свои мысли книг и статей он написал. Его называли журналистом, — но тут же выяснилось, сколько в нём от художника»
(Ю. Кагарлицкий).
На протяжении всей жизни вокруг Уэллса не утихали ожесточённые споры. Мнения о нём были самые разные: от восторженных до уничижительных. Когда он умер, споры вспыхнули с новой силой и продолжаются по сей день.
Несомненно одно: Уэллс был уникальной личностью, иначе к чему все эти сражения критиков и исследователей его творчества? Мало кто может сравниться с ним в том влиянии, которое его романы, статьи и трактаты оказывали на умы современников и потомков: биологов и политиков, философов и социологов, историков и педагогов, ну, а про писателей-фантастов и говорить нечего.
Каждая его книга если и не вызывала эффекта разорвавшейся бомбы (а такое случалось нередко), то уж во всяком случае заставляла говорить о себе. Даже «Опыт автобиографии», в котором Уэллс всего лишь подробно рассказал о своей жизни, он ухитрился сделать едва ли не бестселлером: книга удостоилась трёх переизданий (одного за другим), потому что, к удивлению видавших виды продавцов, была раскуплена в мгновение ока.
Семья, в которой родился Уэллс, никак не готовила его к восхождению на вершины славы. Родители Герберта владели в городке Бромли, что неподалёку от Лондона, небольшой посудной лавкой, почти не приносившей дохода, разве что обеспечивавшей семейству некое подобие респектабельности. Однако мать будущего писателя, Сара Уэллс, женщина истово религиозная и с твёрдым характером, вовсе не собиралась отдавать своего «утомительного», как писала она в дневнике, сына в бесплатную казённую школу для бедняков. Герберт поступил в «Коммерческую академию Морли». Правда, заведение со столь пышным названием являлось на деле всего-навсего школой, где учились дети бромлейских лавочников.
Среди воспитанников «академии» Герберт выделялся похвальным усердием, но толку от этого было немного. В основном, приходилось заниматься самообразованием, так как, в лучшем случае, школа сделала бы из Уэллса приказчика, а он-то мечтал стать учёным.
С четырнадцати лет начались его мытарства. Сначала Герберта отдали в мануфактурную лавку – поучиться на торговца тканями, потом с большим трудом устроили аптеку, затем опять мануфактурную лавку, откуда он, в конце концов, просто сбежал, невзирая на слёзы и увещевания матери, когда вдруг появилась возможность занять место помощника учителя в настоящей городской школе. «Проблема личного бессмертия занимала меня больше, чем стремление выйти в преуспевающие приказчики», – писал Уэллс. Да и стоит ли прозябать за прилавком убогого магазинчика, если более всего ты жаждешь «докопаться до первооснов», понять, «на чём держится Вселенная и кто ею управляет, было ли у неё начало и куда она движется», а также что будет, когда твоё «земное ученичество подойдёт к концу»?
Через год Уэллс получил стипендию в Лондонском университете, и с опасностью до скончания веков подсчитывать дневную выручку было покончено.
Литературным трудом он пока не думал заниматься (хотя пробовал писать ещё в детстве) и, выйдя из университета, преподавал биологию в заочном колледже.
Кое-какие публикации у него всё же были: в университетском журнале «Сайенс скулз джорнал» в 1887 году он напечатал «Рассказ о XX веке», которым сразу обозначил свой интерес не к прошлому, но к будущему. А в следующем году в том же журнале началась публикация романтической повести, написанной под влиянием Готорна, «Аргонавты хроноса». Началась, да не кончилась: завершить своё сочинение Уэллс так и не смог.
Потом более шести лет он занимался исключительно журналистикой. Казалось, мечты о художественном творчестве полностью оставлены. Но – нет. Незаконченная повесть беспокоила автора и не позволила забыть о себе. Он писал вариант за вариантом, и все они не устраивали его. Наконец, после многих месяцев напряжённой работы появился роман, озаглавленный очень просто – «Машина времени» (1895). Другие неиспользованные варианты, наброски или фрагменты той же самой повести легли в основу следующих книг Уэллса, которые вышли совсем скоро: «Остров доктора Моро» (1896), «Человек-невидимка» (1897), «Война миров» (1898), «Когда спящий проснётся» (1899), «Первые люди на Луне» (1901). Одно только перечисление их названий должно вызвать благоговейный трепет в каждом любителе фантастики.
Да, это была самая настоящая научная фантастика, хотя в те времена и терминами-то такого не существовало, а сам Уэллс называл свои произведения «научными романами».
В фантастике тогда безраздельно царствовал Жюль Верн, и некоторые критики даже сгоряча обозвали Уэллса «английским Жюлем Верном». Писателя это страшно раздражало: он не хотел быть «вторым Жюлем Верном», он хотел быть «первым Гербертом Уэллсом». И его романы, действительно, имели мало общего с сочинениями французского фантаста, полными технических побрякушек и «скучнейших описаний», на которые жаловался читавший Жюля Верна А.П. Чехов.
Новую фантастику занимали совсем другие проблемы.
«Уэллс поставил себе целью писать не об отдельных человеческих судьбах, но о судьбе всего человечества, о движении истории, о грандиозных мировых потрясениях, о взлётах и падениях человеческого разума – обо всём, что может случиться впереди. Он писал, разумеется, не об одном лишь будущем. Но и сегодняшний день он оценивал с точки зрения будущего» (Ю. Кагарлицкий).
В его книгах по улицам Лондона бродил невидимый человек, или бездушные чудовища-марсиане шествовали на своих ужасных треножниках, он отправлял героев на Луну, в далёкое будущее, к концу времён, или на загадочный остров, где проводил зловещие эксперименты некий доктор Моро, – в любом случае его интересовали не марсианские монстры или жители Луны – селениты, а люди и тот мир, в котором они обитали.
Успех был просто невероятный, «успех художественный, материальный, светский». Уэллс получал столько приглашений, что с трудом удавалось выкроить один-два свободных вечера в неделю. Сам того не замечая, он постепенно становился классиком. Каждый его роман или даже рассказ фактически открывал новое направление в фантастике. «Машина времени», «Чудесное посещение», «Человек-невидимка», «Война миров», «Первые люди на Луне», «Люди как боги», «Освобождённый мир» – эти названия давно уже стали своего рода терминами, объединяющими весьма обширные группы фантастических произведений.
Добившись благодаря книгам влиятельного общественного положения, Уэллс стал активно вмешиваться во все сколько-нибудь значительные события своей эпохи. Революция, назревавшая и вскоре произошедшая в России, вызвала его живейший интерес. Он встречался и беседовал с Лениным, а затем написал о своей поездке книгу «Россия во мгле» (1920).
Перед Второй мировой войной он пытался убедить Сталина и Рузвельта «направить свои силы на создание нового, лучшего мира…», но не был услышан.
Литературных занятий Уэллс не прекращал до конца своих дней, может быть, даже работал ещё активнее, чем прежде, хотя ни одна из его поздних книг не вызвала такого взрыва, как романы, написанные на рубеже веков. Он был, скорее, мыслителем, нежели художником, и это всё более давало о себе знать. К семидесятилетнему юбилею великого фантаста Карел Чапек написал короткую статью, в которой, наверное, лучше других определил, кто же такой «писатель Герберт Уэллс»: «Он представляет собой исключительное явление среди современных писателей и мыслителей в силу своей необыкновенной универсальности… Ни наука, ни философия не отваживаются сейчас на создание такого аристотелевского синтеза… какой оказался по плечу писателю Уэллсу… Герберт Джордж Уэллс никогда не будет принадлежать исключительного истории литературы, в равной и, возможно, ещё большей степени он войдёт в историю человеческого прогресса».
«Машина времени».
«Боюсь, что не сумею передать вам своеобразных ощущений путешествия во Времени. Чтобы понять меня, их надо испытать самому. Они очень неприятны. Как будто мчишься куда-то, беспомощный, с головокружительной быстротой. Предчувствие ужасного падения не покидает тебя. Пока я мчался таким образом, ночи сменялись днями, подобно взмахам чёрных крыльев».
Уэллсовский Путешественник по Времени отправляется в далёкое-далёкое будущее, где наблюдает трагические картины заката земной цивилизации…
«Человек-невидимка».
В трактире «Кучер и кони» появился странный незнакомец. Глаза его прятались под стёклами тёмных очков, а всё лицо было обмотано белыми бинтами, «так что неприкрытым оставался только розовый острый нос». Вы, разумеется, уже поняли, что скрывают эти бинты пустоту, а вот о планах человека-невидимки наверняка не догадываетесь…
«Первые люди на луне».
Уж кажется, что интересного можно найти на Луне, особенно сейчас, когда там действительно побывали люди?.. Но космические путешественники Уэллса обнаружили на Луне вовсе не унылую пустыню, сплошь покрытую кратерами. Кто бы мог подумать, что эта вечная спутница Земли, оказывается густо населена!..
«Остров доктора Моро».
«Чёрное лицо, мелькнувшее передо мной, глубоко меня поразило. Оно было удивительно безобразно. Нижняя часть его выдавалась вперёд, смутно напоминая звериную морду, а в огромном приоткрытом рту виднелись такие большие белые зубы, каких я ещё не видел ни у одного человеческого существа».
Леденящие душу события происходят на острове, куда попадает потерпевший кораблекрушение биолог Эдвард Прендик. Там властвует гениальный учёный доктор Моро. Из диких животных он делает жуткие подобия людей.
«Чудесное посещение».
Викарий Сиддермортонского прихода был орнитологом-любителем. Знал бы он, что за Странную Птицу подстрелит ради удовлетворения своего мелкого тщеславия!.. «Это была вовсе не птица, а юноша с необычайно красивым лицом, одетый в шафрановую ризу и с радужными крыльями… – О, что со мной случилось? – вскричал Ангел (потому что это был Ангел) и затрясся в судороге, вцепившись в землю вытянутой рукой; потом затих».
«Война миров».
«Никому не приходило в голову, что более старые миры вселенной – источник опасности для человеческого рода; самая мысль о какой-либо жизни на них казалась недопустимой и невероятной… А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым, холодным, бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно вырабатывали свои враждебные нам планы».
«Спящий просыпается».
(Другие названия: The Sleeper Awakes / Когда проснётся Спящий; Когда спящий пробудится; Когда человек проснётся; После двухвекового сна; После дождика в четверг; После дождика в четверг. Когда спящий проснётся; Сон и пробуждение м-ра Грагама; Спящий пробуждается. Роман, 1899 год).
Англичанин Грэм более двухсот лет провёл в летаргическом сне. Ему посчастливилось увидеть будущее. Впрочем, посчастливилось ли?..
Гениальное открытие, названное «Пищей богов», – препарат, вызывающий безудержный рост живых организмов, все равно каких: головастиков, ос, цыплят, людей…
Книги Г.Д. Уэллса можно взять в библиотеке (предварительный заказ по тел: 2-32-27) или прочитать в ЭБ ЛитРес, пройдя по ссылкам lit.to/15735 (для новичков) и https://www.litres.ru/gerbert-uells/
Источник: Писатели нашего детства. 100 имён. Биографический словарь в 3 частях. Ч.1. – М.: Либерия, 1999. – 432 с. – С. 384-388. Фото из открытых источников.
11 мая 2021 года — 195 лет со дня рождения русского историка, исследователя русского фольклора, литературоведа Александра Николаевича Афанасьева (1826-1871).
Исполнена высокого обаяния и притягательности личности учёного-филолога, литератора-демократа Александра Афанасьева. Драматична судьба этого человека, совершившего научный и гражданский подвиг.
Он родился в многодетной семье стряпчего, в уездном Богучаре Воронежской губернии 11 мая 1826 года. Детские годы провёл в городе Боброве. Семья была культурной: отец выписывал полдюжины столичных журналов, стремился дать сыновьям университетское образование, дочерей воспитывал в московском институте. Он ценил в формирующемся человеке будущую личность и был противником телесных наказаний детей. Тем не менее первоначально Александра пришлось учить у двух попов Иванов, походивших на персонажей из народных сатирических сказок, а затем у горького пьяницы-педагога из местного училища, – выбирать было не из кого. Щедрые на рукоприкладство, жадно-корыстолюбивые отцы Иваны навсегда вселили в Афанасьева неприязнь к кутейницкому племени. Часы подлинной духовной радости приносили, однако, зимние вечера со сказками дворовых женщин в людской да библиотека деда в промёрзлом мезонине, куда Саша пробирался тайком, чтобы безразборчиво, с замиранием сердца читать авантюрные «гистории» либо книги, которые были не по его возрасту серьёзны.
Воронежская гимназия, где он учился с одиннадцати лет (1837-1844), всего менее могла пригодиться к будущему поприщу филолога. В классах внушалось, что Пушкин – безбожник, а романы его – ересь, что «Женитьба» Гоголя – сальная комедия, что до Ломоносова в России никакой литературы не было и в помине… Только благодаря редкостному трудолюбию, ранним навыкам постоянно делать выписки из книг, систематически накапливать сведения по интересующим юношу предметам Афанасьев выдержал трудные экзамены в Московский университет и стал студентом юридического факультета.
Выбор в пользу права был сделан, видимо, под влиянием профессии отца, но у Афанасьева очень скоро определился интерес к истории как таковой – с постепенным перемещением внимания специально к истории народных быта и культуры.
После завершения образования сложившийся учёный с трудом смог найти себе должность преподавателя русской словесности и языка в частном пансионе Эннеса и жил, едва сводя концы с концами, хотя в студенческие годы научился аскетически ограничивать свои потребности. Только через год, в сентябре 1849 г., Афанасьеву удаётся получить место в Главном архиве иностранных дел.
Это было переломным моментом в его биографии: при всей обременённости службой Александр Николаевич показывает столь широкий и стремительный размах научной и литературной работы, что вскоре становится автором многих исследований, статей, рецензий, библиографических разысканий, сотрудничает в «Современнике» и «Отечественных записках», позже – в других журналах, альманахах, газетах: выпускает книгу за книгой… Тогда же находит удовлетворение его библиофильская страсть: создаётся замечательная личная библиотека – одна из лучших в Москве по обилию рукописей XVIII – XIX вв. и редких печатных книг.
Подчас не верится, что всё это оказалось под силу одному человеку. Но такую волю он смог выковать в себе. Так воодушевлён был своими научными идеями. Так рационально организовал труд. И так уверовал в общественную ценность гуманитарного знания.
Он был учёным по характеру своей деятельности, по области приложения сил.
В 1855 – 1857 гг. Афанасьев много пишет по истории родной литературы, особенно истории журнальной сатиры, собирает материалы, показывающие уровень литературного самосознания и нравственности русского общества XVIII столетия. Статьи, собранные в книгу «Русские сатирические журналы. Эпизод из истории русской литературы прошлого века» и переизданные в 1859 г. без всяких изменений, подверглись резкой критике Добролюбова. Но есть все основания считать, что книга осторожно-лояльных статей Афанасьева, писавшихся в последний год царствования Николая I (1855), скорее вуалировала, нежели выражала его подлинные взгляды. «Если бы кто подумал записывать все ходячие слухи как образчик современного настроения, общественного мнения, сообщать все доступные частные письма, почему-либо интересные, и сочинения, подвергнувшиеся цензурной опале, — я думаю, лет десять составился бы прелюбопытный и поучительный сборник» — рассуждал Афанасьев в 1849 году, и в 1855 г. он перешёл к писанию «Дневника»., состоявшего преимущественно из хроники общественных событий, из скопированных им примечательных документов общественной мысли и запрещённых крамольных стихотворений.
В 1860 г. происходит крупное событие в жизни Афанасьева: с июня по октябрь он находится за границей, посещает Германию, Англию, Францию, Швейцарию и Италию. Запрещённые в России «Народные русские легенды» — буква в букву – были переизданы Вольной русской типографией в год пребывания Афанасьева в Лондоне. Не исключено, что тогда же были вручены для зарубежной публикации по-русски афанасьевские «Заветные сказки» — народная сатира на духовенство и помещиков, а также эротический фольклор (они выйдут в Женеве посмертно в 1872 г).
Афанасьев учёный был в расцвете творческих сил, когда настал второй переломный в его судьбе год – 1862-й.
Князь Голицын (на тот момент председатель особой следственной комиссии, задачей которой стало выяснение путей распространения революционных изданий, борьба с внутренней и внешней антиправительственной пропагандой) так выразил своё недоверие к Афанасьеву: «…чиновник этот по месту своего служения может содействовать неблагонамеренным людям к приобретению их архива таких документов, которые без разрешения правительства открыты быть не могут. Я предоставлял это обстоятельство на высочайшее Государя Императора благоусмотрение и полагал обратить на оное внимание непосредственного начальства над Архивом. Его Величеству на всеподданнейшем докладе благоугодно было написать: «не обходимо».
Высочайшее «благоусмотрение» явилось причиной суровейшего решения: Афанасьев уволен из Главного архива без права поступления впредь на государственную службу.
Наступают годы безденежья: случайные заработки, распродажа уникальной библиотеки, переезды с квартиры на квартиру.
Первоначально Афанасьев шутит: дескать, теперь ничто не мешает научным занятиям. И он действительно много работает. Только из капитальных трудов подготовлены к печати второе издание «Народных русских сказок» в четырёх томах, изборник «Русские детские сказки» три тома (две с половиной тысячи страниц, или 150 печатных листов) «Поэтических воззрений славян на природу».
Но по более поздним письмам учёного к прежним добрым его знакомцам становится ясно, как давит Афанасьева нужда.
И тут надламывается здоровье. Развивается чахотка. Стремительно отгорает жизнь.
23 сентября 1871 года Афанасьева не стало.
Источник: Народные русские сказки А.Н. Афанасьева/ Сост. А.А. Горелов. – Л.: Лениздат, 1983. – 446 с. – С. 4-10 (Вступительная статья Ал. Горелова).
19 июля 2021 года — 125 лет со дня рождения шотландского писателя Арчибальда Джозефа Кронина.
«Ад – это то состояние, когда человек перестает надеяться», – утверждал шотландский романист, сценарист, доктор Арчибальд Джозеф Кронин.
Кронин (Cronin) Арчибалд Джозеф (19.07.1896, Кардросс, графство Дамбартоншир, Шотландия – 06.01.1981, Монтрё, Швейцария), английский писатель, врач. Его наиболее известные российскому читателю романы: «Замок Броуди», «Звёзды смотрят вниз», «Цитадель», «Юные годы», «Путь Шеннона», «Памятник крестоносцу».
Родился в бедной ирландско-шотландской семье, воспитывался у деда по материнской линии. С ранних лет юноша занимался гимнастикой, играл в футбол и гольф. Автор получил хорошее образование в Колледже Святого Алозия. Изучал медицину в университете Глазго (1914–19); во время 1-й мировой войны служил хирургом во флоте (1916–17). Работал врачом. По примеру матери, которая стала первой женщиной-инспектором по здравоохранению, он посвятил себя изучению медицины, получив докторскую степень. За десять лет он опубликовал несколько научных исследований. Богатый опыт и отличные отзывы пациентов позволили доктору открыть частную практику в престижном районе Лондона.
Несмотря на то, что Арчибальд Кронин знал о здоровье всё, ему самому понадобилась врачебная помощь. У автора обнаружили язву двенадцатиперстной кишки. Он был вынужден отдыхать и придерживаться диеты. Тогда Кронин решил с пользой использовать свободное время и осуществить давнюю мечту – сочинить роман. Дебютную работу писателя – книгу «Замок Броуди» ждал сенсационный успех. Драматическая история о мастере шляпных дел, страдающем манией величия, открыла Арчибальду Кронину путь в литературу. Успех вдохновил писателя, и он больше никогда не возвращался к медицине. Второй роман «Звёзды смотрят вниз» закрепил за шотландцем славу великого романиста. В 1940 году книга была экранизирована и переснималась много раз. Вскоре по произведениям Кронина стали снимать голливудские фильмы, и писатель с семьей переехал в США. Прозаик брал жизненные сюжеты, дополнял их тонкими наблюдениями и яркими образами. Он умело соединял социальную критику, реализм и романтику.
Последние годы жизни Арчибальд Кронин провёл в Европе (Швейцарии). Он был частым гостем на литературных вечерах, дружил с Чарли Чаплиным и Одри Хепбёрн. У писателя было трое сыновей. Романист ушёл из жизни 6 января 1981 года в возрасте восьмидесяти четырёх лет.
Литиратурный успех Кронину принёс первый, во многом автобиографичный роман «Замок Броуди» («Hatter’s Castle», 1931, рус. пер. 1938).
Многим известна английская пословица «Мой дом – моя крепость». И узнать тайны английского дома, увидеть «невидимые миру слезы» мало кому удается. Однако дом Джеймса Броуди стал не крепостью, для членов его семьи он превратился в настоящую тюрьму. Из нее вырывается старшая дочь Мэри, уезжает сын Мэт, а вот те, кто смиряется с самодурством и деспотизмом Броуди – его жена Маргарет и малышка Несси, – обречены…
«Люди всегда говорят плохо о том, кому они завидуют.»
«Великое дело, когда у человека есть такая хорошая жена, что его тянет домой.»
«Так ты нас намерен удивить? Все та же старая история — всегда ты только собираешься что-то делать. Никогда не услышишь о том, что ты уже сделал, а только о том, что будет когда-нибудь!»
«Знаешь: только то, что достается нам тяжело, после борьбы, становится дорого по-настоящему. А то, что просто попадает в руки, не дает удовлетворения.»
«– Вы что-то сказали, бабушка?
– Нет! Я ничего не сказала, я просто открыла рот, чтобы ловить мух. Это замечательное занятие для тех, кому делать нечего!»
«Она была для него бруском, на котором он оттачивал и без того острое лезвие своей ярости.»
Близость к традициям литературы английского реализма, острый интерес к противоречиям социальной, экономической и политической жизни Великобритании, а также мастерство повествовательной техники, характерные для творчества Кронина в целом, нашли яркое выражение в романе «Звёзды смотрят вниз» («The stars look down», 1935, рус. пер. 1937), принёсшем Кронину большую известность.
«Звезды смотрят вниз» – это книга о больших социальных проблемах в Англии начала XX века, о тех, кто поддался искушениям, и о тех, кто устоял против них, о тяжелой жизни шахтеров, о борьбе за справедливость, о жадности и жестокости, порождающих смерть и горе. Это роман об истинной любви, о преданности и неверности, о войне, о стремлении следовать собственным идеалам и о лжи ради самовозвышения. Свет и тьма сражаются в каждой строке. А звезды смотрят вниз, где в глубине угольных шахт мерцает истинное Солнце.
«– Вы на меня всё ещё сердитесь, Лаура? — спросил он смиренно.
– Я о вас просто не думаю.»
«Дэвида вдруг поразила ужасная мысль, что каждый человек в этом мощном стремительном потоке жизни живёт своими собственными интересами, своей личной радостью, личным благополучием. Каждый думает только о себе, и жизнь других людей для него — лишь дополнительные аксессуары его собственного существования, не имеющие значения: важно лишь всё, что касается его самого. Жизнь других людей значила для каждого кое-что лишь постольку, поскольку от неё зависело его счастье, и каждый готов был принести в жертву счастье и жизнь других, готов был надувать, мошенничать, истреблять, уничтожать во имя своего личного блага, личных выгод, во имя себя самого.»
«Грэйс промолчала. Она придерживалась простого правила: ничего не говорить там, где молчание — лучший ответ.»
«Я всегда вопил о справедливости. Вот я ее и дождался! У нас прижимали рабочих, и затопляли копи и губили людей. А теперь, когда я стараюсь все для них сделать, рабочие встали на меня, и затопили копи, и разорили меня.»
Трагичной судьбе учёного в буржуазном обществе посвящён роман «Цитадель» («The Citadel», 1937, рус. пер. 1940).
«Цитадель» – замечательный злободневный роман-притча о жизненном пути человека от его становления и развития до разложения и упадка личности под гнетом суровой реальности.
Эндрю Мэнсон приезжает на первую в своей жизни практику с благородной целью: помочь как можно большему количеству людей. Он искренне хочет стать одним из тех, кто сможет по-настоящему прославить медицину. Все начинается с малого, но Эндрю не отступает перед трудностями: в захолустном городке молодой человек числится помощником доктора, но на самом деле он сам – доктор. Такова жизнь и Эндрю принимает вызов!
Мало-помалу, меняя одну больницу за другой, Эндрю делает головокружительную карьеру. Однако за взлетами в один момент становится трудно обрести самого себя. Успешный доктор теперь гораздо реже задается глобальными вопросами о том, как изменить медицинскую систему.
«…лучше быть психопаткой, но сохранить живую душу, чем быть карьеристом и дойти до духовной смерти!»
«Я всегда твержу себе: ничего не считать аксиомой.»
«Лучше следовать духу закона, чем его букве.»
«Относитесь ко мне хорошо, и тогда я к вам буду относиться хорошо. Честно сказано, не так ли?»
Поиски нравственного идеала – в центре романа «Ключи царства» («The keys of the king-dom», 1941, рус. пер. 1994), повествующего о жизни католической миссии в Китае.
Фрэнсис Чисхолм – добросердечный и скромный священник, чья индивидуальность и непосредственность делают его непопулярным среди духовенства. Чтобы избавиться от «неудобного» священника, его отправляют в Китай. Более тридцати лет Чисхолм поддерживал миссию, несмотря на крайнюю нищету, гражданскую войну, чуму и враждебность его начальства. Сражаясь с глупостью, фанатизмом и жестокостью, отец Чисхолм получает ключи Царства Небесного, которые нельзя подделать, купить или украсть.
Роман Кронина – это увлекательный, энергичный, красочный рассказ о глубоко духовном человеке, который творит добро в несовершенном мире.
«Ключи Царства» – одна из лучших экранизаций современной англоязычной литературы с неподражаемым Грегори Пеком в главной роли. «Ешьте поменьше. Врата рая узки.»
«Ценность религии лучше всего определяется качествами её последователей.»
«Ад — это то состояние, когда человек перестает надеяться.»
«Мир — это единое живое дышащее тело, здоровье которого зависит от множества составляющих его клеток…и каждая крошечная клетка — сердце человека…»
«Возможно, что самым тяжелым испытанием для нашего духовного зрения является созерцание чужого успеха.»
«С некоторыми искушениями нельзя бороться — нужно запереть свою душу и бежать от них.»
Степень социального критицизма заметно снижается в поздних романах, хотя Кронин по-прежнему обращается к актуальным проблемам современного мира, вопросам творческой свободы и ответственности личности [«Юные годы» («The green years», 1944, рус. пер. 1957), «Путь Шеннона» («Shannon’s way», 1948, рус. пер. 1959), «Иудино дерево» («The Judas tree», 1961) и др.].
Автор пользовавшегося большой популярностью в Великобритании телесериала «Журнал доктора Финли» («Dr Fin¬lay’s casebook», 1962–71). Среди других произведений: пьеса «Юпитер смеётся» («Ju¬piter laughs», 1940, рус. пер. 1957), рассказы, эссе, мемуары. Большинство произведений Кронина экранизировано.
Источники: ЛитРес, Большая российская энциклопедия.
18 июля 2021 года — 210 лет со дня рождения английского писателя Уильяма Мейкписа Теккерея.
Теккерей Уильям Мейкпис (18.07.1811, Калькутта, Индия – 24.12.1863, Лондон), английский писатель, рисовальщик-карикатурист. Родился в состоятельной семье крупного колониального чиновника Ост-Индийской компании. Учился в привилегированных школах Англии, Тринити-колледже Кембриджского университета. В 1830-1831 изучал немецкий язык в Веймаре, где познакомился с И.В. Гёте. Отказавшись от юридической карьеры, уехал в Париж (1832), где вёл светский образ жизни, проиграв значительную часть наследства: в 1834 – 1835 брал уроки рисования.
Когда Диккенсу понадобился художник, который продолжил бы серию рисунков о путешествии членов Пиквикского клуба, к нему пришёл Уильям Мейкпис Теккерей и показал свои эскизы. Тогда он был начинающим графиком и ещё не думал о литературной деятельности. Впоследствии все книги Теккерея выходили с его собственными иллюстрациями, иной раз не менее выразительными, чем текст. Но для «Пиквикского клуба» Диккенс предпочёл другого рисовальщика. И был прав: слишком яркая индивидуальность Теккерея неизбежно заставила бы многое менять в характере повествования, разрушив его цельность.
Теккерей и сам соглашался, что из их сотрудничества ничего бы не вышло, «Диккенс не любит меня, – заметил как-то писатель. – Он знает, что мои книги – это протест против его книг». Отношения двух прославленных современников всегда были сложными. Однажды дело дошло даже до вызова на дуэль, которую едва удалось предотвратить. Но они по достоинству ценили друг друга. Теккерей неизменно отзывался о Диккенсе как о гении, а Диккенс после ранней смерти соперника написал прочувственный некролог.
Спор писателей был чисто творческим, но принципиальным. Диккенсу хотелось верить в неотвратимое торжество добра, и он смягчал краски, чтобы картина не получилась слишком гнетущей. Теккерей же с самого начала заявил о себе как о «художнике реальной жизни». Диккенс тяготел к идеальному, Теккерей был неизменно скептичен. Он не верил, что можно, подобно Оливеру Твисту, остаться незапятнанным, пожив среди воров, и, явно пародируя роман Диккенса, написал повесть «Кэтрин» (1840), в которой героиня, проделав тот же путь, что Оливер, становится убийцей. Он и дальше постоянно подтрунивал над Диккенсом, не признавая ни счастливых историй, ни роковых злодеев.
Теккерей стремился обрисовать персонаж так, чтобы получился живой человек, а не бесплотная фикция, он верил, что «нет добродетели, есть только обстоятельства», которые выявляют в личности порой что-то величественное, порой жалкое и смешное. Будучи человеком весьма консервативных взглядов, Теккерей осуждал мораль тех выскочек, холодных эгоистов и расчётливых дельцов, о которых ему так часто приходилось писать. Но его оценки не предшествуют поступкам героев, не становятся пружиной событий – он комментирует, но никогда не диктует.
Как истинный реалист, Теккерей знал, что у каждого персонажа есть собственная логика поведения, которую нельзя изменять прямым авторским вмешательством. Когда в журнале печатался роман «Ньюкомы» (1853 – 1855), читатели завалили автора письмами, умоляя поженить симпатичных героев, которым выпали тяжкие испытания, а он отвечал: «Это не в моей власти». И в романах, обращённых к прошлому, Теккерей старался оставаться столь же безупречно объективным. Он воссоздавал не только понятия и нравы описываемой эпохи, но и её язык.
Потом его станут называть «романистом воспоминаний», потому что нарисованные им образы далёкой эпохи так органичны и ярки, словно автор – её непосредственный свидетель. Именно к этому эффекту Теккерей и стремился. Издавая «Историю Генри Эсмонда» (1852 г.), он отыскал типографические шрифт, который использовался в начале XVII в., когда происходит действие романа, а также давно вышедшую из употребления бумагу. У читателя возникло чувство, что это и впрямь исповедь полковника на службе королевы Анны, напечатанная при его жизни и отчего-то пролежавшая на складе полтора столетия.
Самый известный роман Теккерея по-русски называется «Ярмарка тщеславия» (1847 – 1848 гг.), хотя точнее было заглавие первого перевода (вышедшего почти одновременно с оригиналом) – «Базар житейской суеты». Оно отсылает к книге Джона Беньяна, религиозного автора, жившего в XVI в., «Путь паломника»: там, среди прочего, говорится, что через базар житейской суеты пролегает путь ко Граду Божьему.
У книги есть подзаголовок: «Роман без героя». Свою задачу автор видел не в том, чтобы описать великие деяния и крупные фигуры изображаемой эпохи, а скорее в реконструкции её социальной психологии, верований, устремлений, жизненных ценностей, норм поведения. Теккерея не интересует область исключительного. Его кредо – «видеть всё, как есть» и представлять действительность настолько достоверно и правдиво, насколько это по силам писателю. Такая задача требовала прежде всего внимания к житейской обыденности. Теккерей был убеждён, что человеческая природа нигде больше не раскрывается столь полно.
Поэтому в центре повествования у него довольно заурядные герои, но зато такие, о ком можно с уверенностью сказать, что они очень типичны для своего социального круга. Теккерей изображает жизненные пути двух подруг по пансионату, одна из которых, Эмилия Седли, принадлежит к процветающей буржуазной семье, а у другой, Ребекки Шарп, нет ни средств, ни связей, так что она должна полагаться исключительно на собственные силы. Время действия – эпоха наполеоновских войн, однако исторические события интересуют автора лишь в той мере, в какой ими затронуты частная жизнь и сознание персонажей.
О том, чтобы действие в книге было динамичным, заботиться незачем: жизнь сама завязывает такие драматические узлы, каких не выдумать ни одному сочинителю. Арена, на которой происходят взлёты и падения героинь, – лондонский мир: от торговых домов до светских салонов и королевской резиденции – описана в «Ярмарке тщеславия» как «место суетное, злонравное, сумасбродное, полное фальши и притворства. Эмилии суждено столкнуться с кастовыми предрассудками и беспощадностью к неудачникам, но её смирение в конечном счёте вознаграждено тихим семейным счастьем. Ребекка, чья биография заключает в себе историю плебея, вознамерившегося мстить обществу за свою отверженность, после ошеломляющих успехов терпит фиаско, но вызывает почти нескрываемое авторское расположение своей верностью правилу: «Пока есть жизнь, есть и надежда».
Источники: Энциклопедия для детей. Том 15. Всемирная литература. Ч. 2. XIX и XX века/ Гл. ред. В.А. Володин. – М.: Аванта+, 2001. – 565 с.: ил. – С. 84-86.
Большая Российская энциклопедия: В 35 т. Т. 31. Социальное партнёрство – Телевидение. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2016. – 787 с.: ил. – С. 758.